Подробное большое интервью Оливии Хасси 2008 года, исполнительницы роли Джульетты в 1968 г.

Оливия Хасси получила всемирное признание в 16 лет с выходом фильма Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта». К другим, наиболее известным фильмам с ее участием можно отнести «Смерть на Ниле», «Потерянный Горизонт», «Черное Рождество» и «Психо IV: Начало». Духовный нрав актрисы проявился на экране в таких ролях, как Дева Мария в «Иисусе из Назарета» Дзеффирелли, Эйфирь в телефильме «Тринадцатый День: История Эсфирь» и «Мать Тереза из Калькутты», где она сыграла главную роль, благодаря которой завоевала признание христианских зрителей. Сегодня, Хасси собирается на празднование сорокалетней годовщины фильма «Ромео и Джульетта», которое пройдет в  Театре Кастро в Сан-Франциско в день Святого Валентина 2008 года, где она даст интервью с одновременным показом  архивных материалов, связанных с ней. В преддверии этого события, я поговорил с Хасси по телефону, позвонив в ее дом, в Голливуд.

Оливия Хасси: Здравствуйте, Питер!

Питер: Здравствуйте.

О: Как дела?

П: Хорошо. Как у Вас?

О: В порядке, спасибо. Только переведу дыхание.

П: О! Конечно!

О: Понимаете, это становится тяжелее, с возрастом.

П: О, да.

О: Я шучу. Я бегаю вверх и вниз по лестнице по сто раз в день. Со всеми моими животными.

П: О, да. Ну, давайте начнем с самого начала. Вы росли в Аргентине, и жили там примерно до семи лет, верно?

О: Да.

П: У Вас остались какие-нибудь ясные воспоминания о том времени? Я полагаю, у вас, вероятно, не было времени побывать там снова.

О: Нет, ничего такого. Я имею в виду, что помню своего отца, Вы же понимаете, как давно это было, Питер. Нет. Я помню, как покидала те места, переезжая в Англию с матерью и братом.

П: Актерская игра стала вашей забавой очень рано, ведь вы были еще ребенком.

О: Я решила стать актрисой в четыре года. Иногда, я ходила по дому с полотенцем на голове, воображая себя монахиней, и однажды, я подумала, что было бы гораздо проще играть монахиню, чем становиться настоящей монахиней. И с тех пор я продолжала твердить – «Я хочу быть актрисой».

П: Так, и с какого момента вы «заразились» идеей актерства?

О: Моя мать увезла нас из Аргентины, когда мне было семь лет, а моему брату шесть. И моею мечтой было стать актрисой. Поэтому я попросила ее (когда я была такой маленькой ничего не боялась, страхи появлялись, по мере того, как я взрослела) - я только попросила ее найти театральную школу, и она нашла школу в Англии. Мы действительно не могли (потому что мы покинули Аргентину практически ни с чем) не могли ...позволить себе пойти в одну из дорогих театральных школ. И я сказала: «Но ведь я могу работать, и возможно они примут меня — по крайней мере, давай пройдем собеседование». Таким образом, моя мать позвонила в школу и договорилась о собеседовании с мисс Конти, директрисой государственной итальянской школы «Conti». Мне было семь лет, даже семь с половиной. И я ей сказала: «Я вижу, вы получили документы, однажды и мое имя будет в этих документах. Я - великая актриса, и все, что мне нужно, это шанс доказать это».

П: (Смеясь), Вы сказали так в семь лет?!

О: Да. Мне было семь с половиной. Почти восемь. И мисс Конти посмотрела на меня, засмеялась, и ответила: «Знаешь, мне нравится твое мужество» и добавила: «Я дам тебе шанс». Я сказала: «Моя мама может помочь совсем немногим, но, на самом деле, я уверена, что начну работать, и буду платить за себя сама». Так мы и поступили. Она приняла меня. Вот так я договорилась о поступлении в школу. Потом я начала работать моделью и сниматься в эпизодических ролях, и знаете ли, к тому времени, когда вышли «Ромео и Джульетта», я уже проделала большую работу.

П: Не сомневаюсь. Как Вам удалось, учась в театральной школе, получить роль в фильме Делмэра Дэйвса «The Battle of the Villa Fiorita».

О: Толчком послужило мое участие в маленьком фильме, под названием «Cup Fever», в котором снималась футбольная команда Манчестер Юнайтед. Я сыграла их поклонницу.

Я пошла на прослушивание (всех от нашей театральной школы тогда отправили на прослушивание, а я была всегда крайне застенчивая, да к тому же очень низкая для своего возраста) к великому английскому режиссеру Питеру Вудсу для роли в спектакле «Prime of Miss Jean Brodie», новой постановке Джея Прессон Аллена, основанной на романе Мюриэл Спарк. И на прослушивании, случилось вот что (понимаете, это было давным-давно) Джей Прессон Аллен - американский драматург, посетила в тот день театр. И во время моего исполнения она сидела сзади. Питер Вудс произнес: «Знаешь что, Олив, перейди на другую сторону сцены». В ту же минуту я обернулась (мне тогда было двенадцать) и сказала: «Никто не называет меня Олив. Это имя моей бабушки. Я – Оливия», и он разразился смехом. И Джей Прессон Аллен сказала: «Я хочу, чтобы она играла Дженни, милашка» и добавила, «я видела ее в небольшом футбольном фильме под названием «Cup Fever». Моя дочь любит ее, и я хочу, чтобы она сыграла эту роль». Вот так я и начала играть на сцене.

П: Увау.

О: Я завершила свою работу в театре «Old Vic», где у меня еще не было диалогов - я еще не доросла до диалога.

П: Ну, я полагаю опыт игры с Ванессой Рэдгрейв был незабываем.

О: Это было удивительно. Это было удивительно, потому что мы должны были работать вместе, у меня была вторая ведущую роль среди девочек, и Ванесса была такая отзывчивая и замечательная — такая добрая душа. Вы знаете, это было до того, как она погрузилась в политику и дела. Я имею в виду, что она была настолько красива, насколько хороша. Мы все так хотели походить на нее. И она покинула «Brodie», чтобы участвовать в съемках фильма «Камелот», с которого и началась ее кинокарьера.

П: Ммм. Правда ли, что она отчасти взяла Вас под свое крыло? Ведь вы получили роль в «Ромео и Джульетте» почти сразу после этой постановки.

О: Да. Да, она ушла сниматься в «Камелот» и сказала «до свидания» тем из нас, к кому она успела привязаться. Я вошла в ее гримерную, она обняла меня и сказала: «Ты знаешь Оливия, однажды все это произойдет и с тобой». Я и не задумывалась об этом в то время. И потом, где-то годом позже, или около того, Дзеффирелли проводил набор актеров в Лондоне для фильма «Ромео и Джульетта», который планировался, как трехнедельный телевизионный спец. проект для BBC в Англии — первый цветной спец. проект (это - то, чем «Ромео и Джульетта» должны были быть изначально). И киностудия «Paramount» услышала об этом, благодаря этому фильм неожиданно стал таким масштабным.

П: А правда что, он (Дзеффирелли) видел как вы играете?

О: Он приехал, увидеть меня в спектакле «The Prime of Miss Jean Brodie» после моих проб у него.

П: Хм.

О: И я предполагаю, что он посмотрел около восьмиста девочек в одном только Лондоне.

П: (Смеется.)

О: Так я прошла у него пробы, и не думаю, что он был чересчур впечатлен моим прослушиванием. Однажды на верхнем этаже театра я столкнулась с охранниками, они сказали: «Оливия, пройдите к выходу на сцену». Я моментально, в четыре прыжка бросилась вниз по лестнице и прыгнула прямо к Франко, стоящему с Дизоном Лавллом, одним из продюсеров фильма, и он сказал: «Дорогая, я хочу прослушать тебя снова и хочу, чтобы ты занималась. Это - Дизон, он мне в этом поможет, мы собираемся предоставить тебя преподавателю сценической речи, и я хочу, чтобы ты училась очень усердно, и когда я через полтора месяца вернусь из Рима, я хочу, снова испытать тебя». Вот так это и произошло.

П: И среди ваших конкурентов, как я читал, были в основном голубоглазые блондинки.

О: Да. Много голубоглазых блондинок. После моих первых проб, Франко вошел в гримерную, прошел мимо всех девушек. Многие из девушек на пробах делили между собой одно и тоже белое платье. Знаете, мы снимали его, чтобы потом его могла надеть следующая (это походило на требования к рогатому скоту). И он вошел в гримерку, подошел прямо ко мне, достал гребенку из своего жакета, уложил мои волосы на прямой пробор, повернул меня к зеркалу и спросил: «Что ты думаешь об этом?». Я ответила: «Я выгляжу смешно».

П: (Смеется)

О: Он произнес: «Ты ничего не понимаешь. Это - классический взгляд. Это - то, как я хочу, чтобы выглядели твои волосы на последующих пробах». И затем добавил: «Как ты думаешь, как должна выглядеть Джульетта?». Я ответила: «Длинные светлые волосы и голубые глаза». Он сказал: «Ты ничего не понимаешь». (Смеется)

П: (Смех)

О: Вот так это было. Это была любовь с первого взгляда. Я так обожала Франко. У меня была такая страсть к нему на протяжении всего создания фильма. Видите ли, мне же было всего 15, когда я начинала.

П: Конечно.

О: Он такой гений и такое удовольствие с ним работать.

П: И на пробах Вы играли сцену монолога Джульетты перед принятием снадобья, верно?

О: Да. Она и помогла мне получить эту роль, потому что... Во время сцены на балконе — он разделил нас на пары в группах. Так вышло, что мне выпало играть с Леонардом Уайтингом. И другие девушки тоже были в парах с другими ребятами — он произнес: «Как только ты вошла в эту дверь, я сказал себе «это - моя Джульетта, вот так она и должна выглядеть (такой я ее и представлял). Теперь остается только посмотреть, умеет ли Оливия играть».

П: (Смеется)

О: Но он сказал мне это уже после всего этого страха прослушивания и всего прочего. Как бы то ни было, он поставил меня в пару с Леонардом, и мы должны были играть сцену на балконе, а, в пятнадцать я была очень застенчива. Я очень смущалась таких сцен — понимаете, это было другое время. Не то, что сейчас, понимаете? И мы сыграли сцену на балконе, и это была действительно огромная работа. И, о Боже, это был диалог. Все это не описать словами. Это было поистине.... я обнаружила, что это очень сложно, потому что, понимаете, она (Джульетта) в сцене на балконе проходит все эти различные смены настроений. Я считаю, что это действительно сложная сцена для актерской игры.

П: О, да.

О: Франко сказал: «Ну, я не так уж впечатлен сценой на балконе», и я ответила: «Я сожалею, я делаю все, что в моих силах», он спросил: «Ты читала пьесу?» Я ответила: «Да, я читала».

П: Ммм.

О: Он спросил: «Какая сцена тебе нравится больше всех?». Я ответила: «Из всех сцен фильма с Джульеттой, я думаю сцена, когда она выпивает снадобье – лучшая». Таким образом, он согласился: «Хорошо, не могла бы ты выучить ее, и в следующий раз, когда я буду в городе, через две недели, придти снова и сыграть сцену со снадобьем?» Я сказала: «Да». В сцене у балкона, он пытался направлять нас и говорил «нет, вы должны смотреть друг на друга со страстью» - все в таком духе.

Потом он уехал, а я учила. Сцена со снадобьем невероятна. Я имею в виду, я выучила ее за час. В то время, я работала в «The Prime of Miss Jean Brodie» в Театре «Windham» и работала с учителем сценической речи над английским произношением. И однажды вечером, до того, как Дзеффирелли вернулся в город, я сказала всем девочкам в театре (потому что пьеса «Brodie» о группе школьниц). Я сказала им: «Я репетировала эту сцену со снадобьем, и хочу показать ее вам» - потому что они были моими самыми резкими критиками и добавила: «Через несколько дней я собираюсь прослушиваться у Дзеффирелли. Вы хотите увидеть то, что я придумала?». И они все сказали: «Да! Да!». Они все сидели в гримерке — никогда не забуду — среди столиков с косметикой (и мне это нравилось). Я начала играть сцену со снадобьем, и к тому времени, как закончила - их рты были открыты, и стояла абсолютная тишина. Поэтому я поняла, что моя исполнение «коснулось их», понимаете?

П: Да.

О: А потом Дзеффирелли приехал в город (и в тот же день его навестил Майкл Иорк). На пробах присутствовало три мужчины, которых я прежде на прослушиваниях не видела, они были из «Paramount», но тогда я этого не знала. Франко сказал: «Итак, дорогая, сейчас - сцена со снадобьем. Ты получила свою сцену т.к. сказала, что любишь ее, и я согласился». Он начал: «Итак, я хочу, чтоб вы...», а я прервала: «нет, пожалуйста, только позвольте показать Вам то, с чем я пришла. Позвольте мне только показать Вам, что я чувствую». И он вздохнул: «Оххх, хорошо». Это было неожиданно, верно? Итак, я начала сцену со снадобьем, я вобрала в себя весь драматизм — потому что, вы же знаете, в фильме, его сократили до одной строки: «Любовь, придай мне силы». Но фактически это целый монолог, который она произносит прежде, чем взять снадобье.

П: Это - целая сцена.

О: И к тому времени, как я закончила, я упала - драматично, и плакала, когда упала, начав плакать - уже не могла остановиться. Вы знаете, я, словно, задыхалась от эмоций. Когда я поднялась, все замерли в полнейшей тишине. Франко сказал: «Снято», затем подошел мне, обнял и произнес: «Ты полюбишь Рим».

П: (Смеется)

О: А затем он сказал, «Ты не должна пока никому рассказывать – так как мы собираемся сделать громкое публичное заявление». И я спросила: «Правда?», а он ответил: «Да, ты моя Джульета».

П: Это было своего рода прослушивание или кинопроба? Они снимали это?

О: Это была кинопроба. Она проходила в доме 60 на Шестнадцатой улице в Лондоне. И знаете, именно там он проводил все пробы. И именно во время сцены со снадобьем Майкл Йорк (я тогда этого не слышала, но он рассказал мне потом) сказал: «Франко, ты сумасшедший, если не возьмешь эту девушку. Ты ведь знаешь, что это Джульетта».

П: Этот материал стоил бы на вес золота...

О: Да, я думаю, он хранится где-нибудь у Франко.

П: Серьезно?

О: Я думаю, он сохранил ее, да – и за время съемок фильма, пройдя «балкон» и все остальное, я очень привязалась к Франко. Вы знаете, мы до сих пор дружим. И на протяжении съемок я постоянно спрашивала: «Когда мы будем снимать сцену со снадобьем?», так как это, как вы уже знаете, была моя любимая сцена в фильме.

П: (Хихикает). Да.

О: И знаете, когда он подошел к этому моменту, он сказал, «Дорогая...» (он не дал мне ее снять) просто сказал: «Ты знаешь, мы должны сохранить плавность развития событий, мы должны ограничиться одной строчкой, чтобы эта сцена не отвлекала зрителя от полного ощущения любви Ромео и Джульетты». То, что она была уменьшена до одной строчки, разбило мне сердце.

И годами позже, я вернулась в Рим. Я часто возвращалась в Рим, чтобы посетить его. В то время мы путешествовали по миру с фильмом. Но однажды, приехав туда, я встретила Энтони Хевлок-Аллана, который был одним из продюсеров, вместе с Лордом Джоном Брабурном. Энтони Хейвлок-Аллан сказал мне: «Знаешь, Франко не разрешил тебе снять сцену со снадобьем, сказав «Если она снимет эту сцену, она привлечет к себе все внимание. И фильм уже не будет называться «Ромео и Джульетта», а станет «Вы видели Оливию Хасси в той сцене?».

П: (Хихикает).

О: Вот поэтому он так боялся, что сцена затмит весь фильм. В некотором смысле я была убита горем из-за того, что мне не позволили снять эту сцену, потому что это была такая удивительная сцена для актрисы. Вы знаете, и это действительно только... О, я была... Было бы просто восхитительно сниматься в этой сцене.

П: Ну, может быть однажды «Paramount» раскопает эту пленку.

О: Было бы хорошо, если бы они получили ее от Франко, если она еще сохранилась у него. Не забывайте, в этом году 40-ая годовщина «Ромео и Джульетты».

П: Вы правы.

О: Я хочу сказать, это невероятно, не правда ли? Что так летит время. Сколько Вам лет?

П: Мне тридцать три.

О: О, Вы молоды. Повезло Вам.

П: Да, но для меня определенно вы Джульетта.

О: Спасибо. Спасибо. Я надеюсь, что я и Тереза определенно, хотя никто еще не видел тот фильм.

П: Верно, Верно. Об этом мы тоже поговорим. Таким образом, за эти годы легенда о фильме «Ромео и Джульетта» печаталась (в прессе) и не раз. И мне бы хотелось пролить свет на кое-какие слухи, некоторые из которых абсолютно ложны, а некоторые, вероятно, истинны.

О: Да. Какие слухи?

П: Ну, я читал распространенный слух – я знаю, что это неправда – о том, что Вы дочь Дзеффирелли. Вы слышали такое?

О: (Удивленно) О, Боже, нет. Если бы это было так, я бы никогда не покинула Рим.

П: (Смеется). Действительно.

О: Нет. Франко – гомосексуалист.

П: Да, я знаю. Я знал, что это неправда, но меня интересовало, слышали ли Вы эти слухи.

О: Нет, нет. Я не слышала. Он был моим первым большим увлечением. Знаете, он, Пол МакКартни и Майкл Кейн. Они были моими кумирами.

П: И Дзеффирелли утверждает, что он предложил роль Ромео Полу Маккартни.

О: Да, я знаю. Я читала статью об этом. Ну, вероятно, он мог предложить. Он предложил бы всякую роль любому, с кем встречался. Но когда дело доходило до серьезного кастинга, я думаю, сами понимаете...

П: И, конечно, история о том, что у вас был короткий роман вне сцены. Это правда?

О: С кем?

П: С Леонардом.

О: Нет.

П: Нет?!

О: Слишком молоды... Нет, нет, нет.

П: Это - широко распространенный слух.

О: Мы имели большое влияние друг на друга. Вы знаете, мы целовались. Нам было пятнадцать и шестнадцать лет, как вы помните. Нет, нет. Романа не было. Мы расстались через некоторое время после того, как фильм был завершен.

П: Ммм.

О: Но это действительно не было романом. Со стороны выглядело, что мы любили друг друга — моей большой страстью был Франко. Я любила Франко. Я просто любила его гениальность и ту манеру, с которой он работал и — вы знаете, я была раздавлена, когда я узнала, что он был гомосексуалистом.

П: (Хихикает).

О: Но во время съемок мне было всего шестнадцать, так что я быстро пережила это.

П: Теперь, по сегодняшним стандартам вам двоим недоплатили за тот фильм, не так ли?

О: Очень сильно недоплатили. Ведь фактически, мы находились в турне в течение восьми месяцев. Вы знаете, в то время мы были действительно самыми популярными молодыми актерами в мире.

П: Да.

О: Не было ни одной страны в мире, где бы нас не окружала толпа. Это было невероятно. Это было как феномен «Титаника», но только в то время, понимаете?

П: Да.

О: Я хочу сказать, что это действительно было. Хочу сказать, что до сих пор, когда кто - то встречает меня и узнает, я вижу это в их глазах, как они любили «Ромео и Джульетту», понимаете? Это - классика, классический фильм. В самом деле.

П: О, да. Я полностью согласен.

О: Я чувствую, что очень почетно — и Леонард тоже – быть частью всего этого.

П: А теперь следующий слух, о том, что вам юридически не разрешили посетить премьерный показ фильма из-за наготы в кадре. Было такое?

О: В то время, действительно не разрешили, нет. Но я посмотрела его. Я смотрела его в Лондоне. Мы до четырех утра не ложились — я не могу вспомнить, как назывался отель — Wal – Astoria – Waldorf Hotel или как-то так...

П: Вальдорф-Астория.

О: Мы ждали обзоров и когда они появились — в Лондоне — и они были настолько скупы. Вы знаете, я даже заплакала, но Франко сказал: «Не волнуйся, это - просто зависть».

П: Конечно же, в них также было и много похвалы. Но я знаю, что были разные рецензии. Конечно, в Лондоне, они были защищающими все шекспировское.

О: Но, знаете что? Франко сказал: «Я действительно не хочу, чтобы это было потеряно во времени. Я хочу сделать этот фильм классикой, которая будет притягивать молодых людей и через пятьдесят лет».

П: Да. Так и есть.

О: Сейчас я получаю электронные письма, мой сайт посещают одиннадцати-двенадцатилетние дети. И вы знаете, это здорово.

П: Да. Они восхищены вами.

О: О, абсолютно. И я до сих пор получаю любовные письма. Это, действительно, прекрасно.

П: А вы были готовы справиться с...? Очевидно это был ураганный опыт — невозможно вообразить более головокружительный опыт, чем исполнение такой важной роли в драматической литературе на протяжении девяти месяцев в Италии?

О: Ну, играть роль было просто. Это было блаженство, это стало образом моей жизни. Все мы стали одной большой семьей. Пока пиар не положил этому конец.

П: Да.

О: Понимаете, я имею ввиду ...

П: Мировой тур.

О: Никто не был к этому готов, это было так необычно для того времени. Понимаете, это действительно происходило повсеместно. Мы были на обложках журналов по всему мире. Мы фотографировались по четырнадцать часов в день. Во время ленча — могли приехать люди из «Paramount» и сказать «у вас будет два интервью во время этого ленча. Каждое от получаса до часа». Никогда с нами такого не происходило.

П: И к нереальным моментам — разве вы не танцевали с Принцем Чарльзом на Королевской премьере?

О: Да, да. Да, я была на премьере — он спросил позволения сесть рядом на обеде. Мы танцевали вместе и когда мои ноги заболели, я сняла свои туфли и положила свою ногу на его — он был настолько мил, настолько очарователен и прекрасен.

П: Вы, конечно, всегда лестно отзывались о великом Дзеффирелли. Все что он сделал для вас, было сделано из чувства искренней любви, не так ли?

О: Да. Он... Я считаю его гением. Понимаете, он может сделать все что угодно. У него, как и у всех, есть свои странности. Как только вы работаете с Франко вы становитесь, совершенно «раздавленным», так как он требует так много. Я просто обожаю его, обожаю. С ним бывает весьма трудно работать, но это лишь потому, что он хочет сделать все как можно лучше.

Он может быть очаровательным и милым с некоторыми людьми – мне с ним было очень комфортно — понимаете, в этом весь он. Я просто полностью понимала его. Даже когда мы снимали «Иисус из Назарета», Франко стоило только лишь подумать о любом образе для меня, как я говорила: «я знаю, позволь мне пробовать. Разреши мне сделать это». С его стороны было мало указаний. Затем я спрашивала: «Было ли это похоже на сцену балкона? На что это было похоже?». А он говорил: «Ммм, я думаю, что ты можешь лучше» и я соглашалась: «Окей». А однажды он сказал: «Прекрасно» или «Блестяще». После чего я спросила: «Действительно ли это было блестяще?». И он ответил: «Хорошо, это было хорошо». Я сказала, «Но, действительно ли это было блестяще?» «Хорошо, это было действительно хорошо». А я отвечала: «Нет, я сделаю это снова». Таким способом он требовал лучшего. Это было действительно тяжело. В течение двух лет после «Ромео и Джульетты» я не могла работать, потому что я просто не хотела. Мне тогда было шестнадцать, почти семнадцать лет и мы объехали весь мир – представляя этот фильм. И ведь «Paramount» даже ни разу не заплатил нам за личное участие, это было невероятно. Нам очень, очень недоплатили.

У нас были ужасные контракты, контракты на семь лет. Единственный пункт, который был мне по душе, это то, что если сценарии нам не нравились, нас не могли заставить участвовать в этих проектах. Поэтому я отклоняла всё, что присылали мне, о чем теперь сожалею, т.к. иначе количество моих работ в кино было бы гораздо большим.

Самое большая вещь, о которой я сожалею — я скажу вам — это то, что мы совершили этот тур, что мы так устали... Вспомните, насколько молоды мы были.

Как-то, путешествуя, мы приехали в Нью Йорк — днем ранее мы были в Канаде, и по прилету, Хэл Валлис, известный американский продюсер, захотел встретиться со мной, чтобы обсудить пару фильмов, в которых он хотел меня видеть. «Paramount» приказал идти, я сказала, что действительно устала. Я была в плохом настроении, так как не могла позволить себе пройтись по магазинам, будучи в Нью-Йорке. Вы можете себе это представить?

П: (Хихикает).

О: Я «продвигала» там «Ромео и Джульетту» и была в плохом настроении, потому что не могла надеть ничего приличного.

П: Да.

О: Верно? Ведь я зарабатываю им состояние этим фильмом.

П: Да.

О: Они распоряжались мной – я пошла на эту встречу и встретилась с Хэлом Валлисом. Он был очаровательным джентльменом. Он сказал: «Вы знаете, у меня есть два проекта для вас, Оливия и я думаю, вы прекрасно для них подходите». Я ответила: «Хорошо, это здорово». Я надула губки: я не знала, кем был этот Хэл Валлис. Конечно, позже я узнала каким великим продюсером он был, но в то время мне было все равно кто он. Я была в плохом настроении, я была молода, и я устала. Я спросила: «Какие?». «Ну, один «Тысяча дней Анны» с Ричардом Бертоном» - ответил он.

П: О!

О: Я сказала: «О, я хотела бы сыграть Анну Болейн. О, спасибо, мне это нравится. Ричард Бертон один из моих любимых актеров. Я встретила его в прошлом месяце в Лондоне с Франко и он был настолько мил. Я хотела бы сыграть эту роль». Он продолжил: «Да, да. Другой проект - проект под названием «Настоящее мужество» с Джоном Уэйном».

П: (Хихикает).

О: И я сказала: «Но Джон Уэйн не может играть». И конечно, Уэйн оказался одним из его лучших друзей. Я просто ляпнула, Я не придала этому значения. Вы знаете, теперь я старше. И затем я сказала: «Джон Уэйн американский идол. Вы знаете, он великий, он кинозвезда».

П: Да.

О: Кого волнует, что он не Ричард Бертон на сцене? Он - тот, кто он есть. Но, в то время я не понимала этого. Знаете, когда мы молоды – мы часто становимся самоуверенными – как я в свои четырнадцать. Мы думаем, что всё знаем, когда молоды, но повзрослев, понимаем, что не знаем ничего. (Хихикает).

П: (Хихикает).

О: Но тогда я упустила эти два предложения. Я, действительно, сожалею об этом, так как они могли бы стать хорошими этапами моей карьеры.

П: Я хочу спросить кое о чем, о чем вас, возможно, не так часто спрашивают: о персонаже Джульетты, о том, как вы сыграли ее. Она в некотором смысле обычная девушка, но задумывался ли Дзеффирелли о том, как должна быть сыграна эта роль и как вы ее себе представляли?

О: Нет, он просто сказал, что она должна выглядеть как четырнадцатилетняя девушка, открывшая для себя любовь. Она должна быть несдержанной – полна страсти и эмоций четырнадцатилетних чувств. Лишь — «Оливия, просто будь собой». Понимаете?

П: (Хихикает).

О: Именно так это и было. Сперва я подумала: «Этот текст такой трудный», но как только вы «заболеваете» Шекспиром, проникаетесь красотой Шекспира, как только Вы знаете свой текст, вот тогда вы способны дать волю эмоциям.

П: Мм гм.

О: И есть еще кое-что, что я поняла за эти годы – никто не переписывает Шекспира. Худшее, что может случиться это, когда вы беретесь за работу, одобряете сценарий (особенно здесь, на телевидении) — приходите на работу, а вам говорят: «Ну, мы решили» — обычно это продюсеры — «мы решили переписать сцену». И в одиннадцать часов ночи они суют записку вам под дверь. Красота Шекспира в том, что никто не может переписать его. Все, что они могут сделать – это удалить: они могут вырезать определенные реплики или определенные строки. Но они не могут добавить, они не могут переписать. Как только вы действительно осознали суть своего текста, поняли его — это просто превосходно, это очень способствует актерской игре.

П: О, да.

О: В действительности, я думаю, текст не так важен, как чувства. Ведь если даже текст верный, он ведь должен появиться в нужный момент. И чувства — тут чувства более важны. Я думаю, все очарование Ромео и Джульетты заключалось в том, что они были двумя красивыми молодыми людьми, которые впервые почувствовали любовь и пожелали умереть за нее. Это не стареет. Я думаю, что если «Paramount» повторно выпустит фильм «Ромео и Джульетта», даже в этом сегодняшнем утомленном мире, полагаю, люди пошли бы снова посмотреть его на большом экране и ходили бы снова и снова.

П: Безусловно.

О: Это классика.

П: С точки зрения сегодняшней осведомленности, спустя сорок лет – вы знаете... я думаю, на вас оказывали давление в связи с вашим весом. Это так?

О: Да, я любила поесть. У меня была болезненная тяга к еде. Поэтому, когда кто-то съедал одну тарелку пасты, я должна была съесть три.

П: (Хихикает). Со мной точно также.

О: И всю свою жизнь я боролась с этим, понимаете, пока мне не стукнуло сорок, и тогда я сказала: «Знаешь что? Я собираюсь быть здоровой, и меня больше не беспокоит эта проблема. Я просто не буду волноваться по этому поводу».

Просто этим утром я разговаривала с подругой моей дочери — ее маленькой подругой, которая оставалась на ночь – потому как у нее есть проблема с весом — она думает, что есть. Я ей сказала: «Знаешь, у тебя есть только одна жизнь. Просто наслаждайся каждым днем и принимай себя такой, какая ты есть. Как только ты начнешь дышать полной грудью и делать это, знаешь, твой вес изменится. Все изменяется, как только ты «отпустишь» это. Не воспринимай все так серьезно. Нам повезет, если удастся прожить девяносто лет на этой планете».

П: Да.

О: «В этой жизни, в этом теле». Знаете, все мы относимся ко всему этому слишком серьезно. Мы ведь ненадолго здесь.

П: Это правда.

О: Да. Но, к сожалению, прежде чем это понимается, приходится прожить значительную часть своей жизни. А некоторые не осознают этого никогда.

П: Одним из, вероятно, незабываемых воспоминаний о создании «Ромео и Джульетты», о которых мы еще не говорили, был период репетиций – во время жизни на вилле – вилле Франко.

О: Да.

П: Вы чувствовали, что это была хорошая подготовка — то время на вилле — или же хаотичная, или и то и другое?

О: О, я веселилась. Мы все веселились. Франко был настолько ярок, настолько полон жизни. Знаете, с нами происходили разные истории, появлялись новые люди, и у Франко всегда было множество комнат в вилле — это было фантастически. Я хорошо проводила время.

П: И Франко имел репутацию обольстителя по отношению к участникам съемочной группы мужского пола, что сегодня бы сочли домогательством.

О: Да.

П: Вы осознавали это тогда?

О: Нет, не осознавала. Полагаю, я была так молода, что это не действовало на меня. Я слышала от нескольких человек, что это их напрягает. Но будучи девочкой, я не имела никаких проблем.

П: Действительно.

О: У меня был только один по-настоящему полезный опыт. Я подружилась с Брюсом Робинсоном и, ммм, о, Меркуцио. Джон МакЭнери. Теперь я не вижу ни одного из них. Это было давным-давно. Но я любила их. Мы имели обыкновение много тусоваться. И, конечно же, Леонард. Мы стали как большая семья.

П: И Вы работали с Майклом Иорком три раза, верно?

О: Да, работала. Майкл очень, очень профессиональный. Он - джентльмен.

П: Ваш партнер, Леонард, жаловался на обнаженную сцену, по крайней мере, после ее съемок. А каково было ваше отношение к этому – ведь вы были так молоды – и кругом было столько разговоров на этот счет.

О: Я думаю, в те времена никто в английском кинематографе не делал ничего подобного в столь юном возрасте. Но, это было сделано так тонко, понимаете – замечу, что Франко снял эту сцену ближе к концу съемок фильма, так что к этому моменту мы уже работали вместе в течение месяцев. Все мы знали друг друга. И когда пришло время снимать сцену в спальне, он прислал Мауро, стилиста, в мою гримерную – и тот сказал «Франко хочет подготовить тебя с головы до ног. Я спросила: «Но, зачем? Я же собираюсь надеть длинную ночную рубашку», а он ответил: «Ннууу, это то, что Франко....» и я сказала «Ну, хорошо». Но спустилась вниз и сказала: «Франко, на мне должно быть хотя бы нижнее белье». И тогда он сказал: «Понимаешь, это их первая ночь любви, и они молоды: отсутствие одежды не будет в этом случае неуместным. Это будет сделано в лучшем виде». Он объяснил мне, как это будет прекрасно и трогательно – ведь красотой этого было то, что они были так неопытны и так молоды, верно? – так было сделано нами осознанно. Поэтому эта ситуация уже не сбивала меня с толку.

И все рабочие, все мужчины в команде, должны были полностью нас увидеть, а ведь мы были самыми молодыми на этих съемках. Поэтому, во время съемок сцены в спальне, большинство мужчин, когда они не должны были что-либо освещать, стояли спиной к нам. Поэтому они не видели то, что происходило во время съемок, что я считаю почтительным и красивым поступком. В то время мы были поглощены ролью. В любом случае, я не знаю, что все об этом подумали.

П: Ну, в любом случае, я думаю трудно вообразить себе обнаженную сцену более оправданную, чем эта.

О: Точно. Но, знаете, сейчас ведь каждый снимает обнаженные сцены, но тогда никто, кроме Ванессы Редгрэйв, снявшейся обнаженной в «Фотоувеличении». Помните?

П: Да.

О: Это было в то же время, но она была намного старше, чем я тогда.

П: И это был такой противокультурный фильм, это было эдакой традицией.

О: Да. Но я думаю, это была первая обнаженная сцена людей нашего возраста.

П: Ммм. Вы работали с Дзеффирелли, как вы ранее упомянули, приблизительно спустя десять лет над «Иисусом из Назарета». Что-нибудь изменилось за прошедшие десять лет? Он изменился как режиссер? Вы изменились?

О: Нет, в действительности мы – это как связь между нами. Вы знаете, у каждого великого режиссера есть собственный актер, который работает на него – и я – его. Я действительно, в это верю. И он упоминал об этом в своих статьях и выступлениях. Мы просто — понимаете, я, он – я не знаю. У нас просто есть связь. Я знаю, чего он хочет, и – я хотела бы ( в идеальном мире) хотела бы работать с ним все время. Мне хотелось бы, чтобы прошедшие тридцать лет были бы только с Дзеффирелли, понимаете, просто потому что я любила работать с ним.

П: Я хочу спросить о «Потерянном Горизонте», который приобрел международный кассовый успех, не так ли?

О: Международный провал?

П: Я думал, что это был...

О: Я должна вам сказать, что люди, которым понравился фильм, очень удивляются, если я критикую его.

П: (Смеется). Определенно он раскритикован здесь в Америке.

О: Да, раскритикован. Он считается одним из десяти худших фильмов, когда-либо снятых.

П: Да, у него такая репутация.

О: Но это был великолепный состав. Я встретила Питера Финча — позже, великого Питер Финч. И Джона Гилгуда, и Шарлья Буайе, и Лив Ульман - фантастическую актрису, и Майкла Иорка снова, вы знаете. Это был невероятный опыт. И я была тяжело беременна во время тех съемок.

П: Действительно.

О: Меня тошнило весь день. Вы знаете, это было ужасно. Я пыталась притворяться, что все нормально.

П: Да уж. Ну, это похоже на пытку – заставлять беременную женщину...

О: Ну, он не знал. Они бы заменили меня, если узнали. И я, действительно, не хотела упускать роль только, потому, что была беременна. И мои костюмы должны были — вы знаете, Жан Луис, великий дизайнер — они должны были делать костюмы попросторнее, так как я толстела. Они говорили: «Оливия, Вы много едите?», а я отвечала: «Нет». Я, действительно, не хотела говорить им, что беременна, потому что не хотела, чтобы они заменили меня - я знала, что Натали Вуд хотела эту роль, а они отдали ее мне, понимаете?

П: И вам приходилось петь и танцевать.

О: Да, приходилось. Мне нравилось танцевать. Но, к сожалению, мне было так плохо - оххх.

П: Ну, я думаю, вы неплохо сыграли в тех сценах. Я считаю, что это было довольно впечатляюще.

О: Да, спасибо. Я выглядела такой большой только потому, что была на четвертом месяце беременности, три с половиной месяца.

П: Вы также снялись в полюбившемся культовом фильме ужасов «Черное Рождество».

О: Да, на самом деле, меня пригласили в этом декабре снова, – понимаете, бедный Боб Кларк (режиссер) умер в прошлом году. И это странно, потому как каждый год он звонил мне и спрашивал: «Оливия, ты приедешь на показ «Черного Рождества»? Понимаете, каждый год он идет здесь в Голливуде в замечательном театре. Это похоже на культовую классику. Верно?

П: Да.

О: И каждый год я отвечала: «О, Боб, он начинается в полночь. Я люблю ложиться спать рано, это слишком поздно для меня». И когда, за год до своей смерти, он позвонил мне и спросил: «Ты придешь в этот раз?». По какой-то причине мой внутренний голос просто сказал: «Да. Почему бы на сей раз не пойти!?».

П: Хм.

О: И я пошла. Они сделали фотографии нас с Бобом вместе. И, что действительно странно, что он умер несколько месяцев спустя: два, три месяца спустя. Я была действительно рада, что, в конце концов, все же сделала это.

Знаете, когда я встретила Стива Мартина, несколько лет назад - я только что остригла свои длинные волосы, пытаясь снова сменить имидж. А Стив Мартин снимал фильм «Роксана».

П: Ах, да.

О: И мне позвонили, пригласив придти и встретиться. Когда он услышал, что я подхожу, он стоял позади продюсера. Когда я вошла со своими коротко подстриженными волосами, он сказал: «Вы были в одном из моих самых любимых фильмов, Оливия». И я спросила: «Ромео и Джульетта?». А он сказал: «Нет, Черное Рождество».

П: Ха!

О: Он сказал: «Я смотрел его двадцать три раза, я люблю его». Вы знаете, это как маленькая культовая классика, этот фильм.

П: И они тоже пересняли его.

О: Пересняли, и Боб был одним из исполнительных продюсеров проекта, но я слышала, что это было ужасно. Фильм просто стал похожим на резню.

П: Если говорить о фильмах ужасов, вы тоже внесли вклад в историю жанра, сыграв мать Нормана Бейтса.

О: Да. Да. Мне хотелось бы, чтобы весь он был бы снят в черно-белом варианте.

П: Ммм.

О: Это - моя идея. Это действительно бы соответствовало духу оригинала «Психо».

П: Да.

О: Мне нравилось играть злодейку. Обычно мне приходилось играть беззащитную жертву. Понимаете?

П: Верно, верно. И так удачно, всегда так удачно. Вы были довольны этим опытом и тем, чем это обернулось?

О: Мне нравилось работать с Генри Томасом. Я думаю, что он был замечателен. Очень профессиональный молодой актер. Я была рада, но мне жаль, что фильм не получился чуть лучше. Понимаете, мне жаль, что он не был черно-белым. По крайней мере, ретроспективные кадры должны были быть — тем не менее, мне выпало работать с Энтони Перкинсом, который является замечательным, великолепным актером.

П: Да. И я бы сказал это - интересный маленький кусочек той самой истории.

О: Да. Точно. И мне кажется, что я сделала все что могла. Вы знаете, мне определенно было весело играть такого неприятного персонажа. И Вы знаете, после некоторых сцен я бы сказала: «Генри, пожалуйста. Я не такая. Я - великая мама, понимаешь?». И он бы смеялся. Фактически, я писала Генри в прошлом году по электронной почте. Он прислал мне фотографию своей маленькой девочки, поскольку у него и его жены Мэри была красивая маленькая дочь. Он был где-то в Германии. В действительности ему бы работать все время, Генри - он такой хороший актер.

П: И еще одна небольшая история шоу-бизнеса, которой вы коснулись, когда работали с Бетти Дэвис на съемках фильма «Смерть на Ниле».

О: Бесконечный фильм, скажу я Вам. С ним было не так, как с другими моими проектами – съемки этого фильма были наихудшим временем. Я в то время боролась со своими собственными демонами и, понимаете, у меня агорафобия (боязнь открытого пространства), которая сопровождает меня всю жизнь. Сейчас я неплохо справляюсь с ней и это прекрасно. Но тогда мои панические атаки были ужасны. Знаете, у меня тогда не было никакой работы. До съемок «Смерти на Ниле» я не выходила из дома в течение многих месяцев. Понимаете, все это было — и Бетти Дэвис и все мы – я согласилась на съемки, сказав: «Бог мой. Когда еще мне выпадет шанс работать с такими людьми, как Дэвид Нивен и Бетти Дэвис, и Петр Устинов, и Анджела Лэнсбери, и Мэгги Смит?». Я имею в виду просто... Боже, понимаете? Я согласилась участвовать, но я была совершенно не в форме для этого, из-за агорафобии. Поэтому, я принимала лекарство – оно называлось Нардил. И так все съемки. Это было очень тяжело. И Джон Гиллермин, режиссер, не был самым приятным человеком.

П: Мм.

О: Он имел привычку кричать на съемках. И все эти закаленные ветераны, похоже, дрожали. При встрече он был так очарователен и хорош, но на съемках, мне кажется,

у него подскакивало давление. Но я действительно хорошо сработалась с Дэвидом Нивеном. И Питер Устинов, также, был особенным. Дэвид Нивен доводил меня до истерики. Мы не могли смотреть друг на друга без приступов смеха. Он говорил: «Оливия, вы где-то между Лореттой Янг и Мерл Оберон. Вы напоминаете мне обеих сразу». Вы знаете, это было огромным комплиментом.

П: Да. Неплохо.

О: Он сказал: «Знаешь что, дорогая? Я не могу удерживать с тобой зрительный контакт, потому что ты заставляешь меня смеяться. И что мы будем делать?» И я ответила: «Хорошо, я скажу тебе что. Я буду смотреть на твой подбородок, а ты смотри на мой лоб, когда у нас обоих будет крупный план». У нас были некоторые сцены вместе. И конечно, Джон Гиллермин – не дай Бог нам захихикать во время съемок. Но мне нравилось работать с Дэвидом Нивеном. И когда, позже, я получила его книгу «The Moon's a Balloon» (автобиографию) — в Лондонском аэропорту, возвращаясь в Лос-Анджелес, я смеялась. За время полета я прочла книгу целиком. Я валялась от смеха. Такая блестящая книга, он такой забавный, приятный джентльмен.

П: Вы всё же столкнулись с плохой стороной Бетти Дэвис, верно?

О: Все. Все женщины.

П: Да. Она имела такую репутацию.

О: Но я не знала почему. Все мы сказали: «О боже. Мы встретимся с великой Бетти Дэвис». Она была просто — она была ужасна. И все же, она - одна из моих любимых

актрис. Вы знаете, она - классика, и все мы не могли дождаться встречи с ней. И, Вы знаете, когда у одной из молодых актрис бывал крупный план, она садилась позади камеры и пыталась вывести вас из себя. Просто ужасно. Под конец фильма, даже техникам она не нравилась. Никому не нравилась. Она была не очень хорошим человеком. Но я думаю, к ее защите, она приехала из того старого Голливуда, где, я предполагаю, люди не помогали друг другу, понимаете?

П: Да. Она была вынуждена бороться своими методами.

О: Да. И она была одной из самых великих американских актрис всех времен. Но, позвольте мне сказать вам - я бы не хотела работать с ней снова.

П: Хех, хех. Хорошо, а теперь о более положительной ноте...

О: Анджела Лэнсбери была фантастической. Абсолютная леди.

П: Хорошо, вы играли во многих фильмах, связанных с религией. Вы играли Деву Марию. Вы играли Эсфирь. Вы играли в фильме, по мотивам одной из пьес Папы Римского Иоанна Павла.

О: Да. В «The Jeweller's Shop».

П: Да, «The Jeweller's Shop». И затем, в итоге, после более чем двадцати лет размышлений, вы сыграли роль Матери Терезы.

О: Проведенных в мечтаниях и желании исполнить эту роль, Мать Тереза сама разрешила мне сыграть ее. Вы знаете, она имела... — Жаклин Онэссис (Кеннеди) на одном интервью сказала: «Вы знаете, если какая-нибудь актриса должна будет сыграть вас, Мать Тереза, то ею должна быть Оливия Хасси».

П: И сценарий, по которому вы, как я читал, в итоге снимали - был близок к тому, который Мать Тереза фактически утвердила и подписала?

О: Нет, она утвердила один из сценариев съемок, которые начались почти пятнадцать лет назад — и затем развалились, потому что они хотели заменить меня — я не помню, кем. Я думаю, что это была Шер или кто-то другой. И Майкл Андерсон, режиссер, сказал: «Нет, нет» и все это развалилось. Видимо время было не подходящим, понимаете? Я имею в виду, я говорила Франко много лет назад, что мне хотелось бы, чтобы он снял этот фильм. Я хотела, чтобы он экранизировал жизнь Матери Терезы Калькуттской. А он сказал: «О, дорогая. Я не хочу ехать в Индию. Это слишком трудно». Поэтому, он не хотел думать об этом. Но я думаю, что если бы он снял этот фильм - это был бы просто шедевр.

П: А в чем заключался ваш физический подход к роли?

О: Хм, я думаю, что физически я не была похоже на нее, поэтому подход не был физическим. Скорее, это шло из моего сердца. Но я не знаю, что это было — ну, в общем, когда я играла в «Иисусе из Назарета», многие писали: «О Боже, Вы играли Джульетту. Теперь Вы играете Мэри. Кого вы сыграете после Мэри? Что вы будете делать дальше?» и я отвечала: «Я хотела бы сыграть Мать Терезу из Калькутты». В течение многих лет я говорила только это. У меня есть мои интервью пятнадцатилетней давности, в которых говорится: «Я хочу сыграть Мать Терезу из Калькутты, потому что из всех женщин в мире только она вкладывает свою любовь в действие, и она изменила очень многие жизни. Она - такой хороший человек, она - та, кого я хотела бы сыграть следующий раз».

П: Я рад, что вам это удалось.

О: Да, и это было моей мечтой, ставшей явью. И я была смертельно больна съемками. Мы снимали по четырнадцать часов в день. И я чувствовала душевный настрой, – я имею в виду, все мы снова стали как большая семья. Такие роли встречаются не часто. Поэтому я не много работаю сейчас. Возможностей для актрис в возрасте не так уж много.

П: Когда вы выбираете, вы хотите быть уверенной, что то, что вы собираетесь делать стоит вашего времени?

О: Да. Замечу, что иногда я совершала некоторые ошибки то тут - то там, но на все были свои причины. Я хочу сказать, что снялась в кино, которое в данный момент показывают на канале «Showtime» под названием «Headspace» («Тайна разума») и это не очень хороший фильм. Но, знаете что? Эндрю позвал меня. Ему было двадцать четыре года. Новый, молодой продюсер-режиссер. Он сказал: «Я, действительно, хочу видеть вас в своем кино. Я просто — понимаете, наверное, это уже моя третья попытка. И вы знаете, он заполучил Шон Юнг, заполучил Ди Уоллес-Стоун. Он просто — он просто уболтал нас на это.

П: Да.

О: Понимаете. А кто не хочет поощрить нового молодого режиссера? Нового молодого актера, если это что-то стоящее. Но, знаете ли, это едва ли был лучший фильм.

П: Теперь у вас есть своя собственная линия одежды.

О: Да, моя новая страсть - мои кафтаны и туники: «Olivia the Collection». Я совсем забыла об этом, но я два года работала с этой линией. И это - вещи, которые заставляют женщин, независимо от их возраста или размера, чувствовать себя красивыми. Это - OliviaHusseyCollection.com. Если честно, в феврале мы едем на «Magic Show» в Лас Вегасе, куда приезжают люди со всего мира, чтобы представить свои коллекции. Я собираюсь выступить там, чтобы представить свою. Оттуда я полечу в Сан-Франциско, на выступление, а затем вернуться на «Magic Show». Я очень увлечена этим. Это - моя новая страсть.

П: Хорошо, и напоследок, ваш личный девиз это «Быть уверенной, чтобы быть самим собой».

О: Да.

П: Что нового вы открыли в себе за эти годы?

О: За эти годы? Ну, теперь я чувствую себя лучше, чем когда-либо ранее. Для меня это был долгий путь, понимаете, из-за моих проблем с чувством самооценки. Я, действительно, тяжело начинала — вдали от родного дома и отца. Понимаете, вы растете с одним родителем, и вам всегда чего-то не достает.

П: Мм гм.

О: Но, моя духовная сторона — мои ежедневные медитации – это фантастика. Я не пью. Я не курю. Я действительно поняла – я люблю ходить на групповые медитации и это стало центром моей жизни, сейчас я более чем когда-либо, чувствую себя хорошо, ощущаю «здесь и сейчас». Потому, что бессмысленно думать о прошлом, оно прошло, и нам его не изменить. Смешно думать о завтрашнем дне, потому что мы не знаем, будем ли мы еще здесь. Так что, жить настоящим в полную силу – это важнее всего – не надо относиться ко всему так серьезно. Понимаете, начать благодарить вселенную за этот день – за пребывание в этом теле – здесь и сейчас, понимаете, имея много прощения. Как-то так.

П: Хорошо, я желаю всего наилучшего вам и вашей семье. Спасибо за то, что вы уделили нам время.

О: О, мне в удовольствие. Спасибо, Питер благослави вас Бог.

Перевод: Юлия и Юрий Заграничные

Источник: http://www.grouchoreviews.com/interviews/229

Копирование данного материала в любой форме запрещено. Ссылка на сайт приветствуется. По всем вопросам обращайтесь: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. или в личку «Вконтакте»