А вот и Ромео, вот и Ромео!

Совсем вяленая селедка без молок. Эх, мясо, мясо, ты совсем стало
рыбой! Теперь у него в голове только стихи, вроде тех, какие сочинял
Петрарка. По сравнению с его возлюбленной Лаура - судомойка правду сказать,
ее любовник лучше ее воспевал, Дидона - неряха, Клеопатра - цыганка, Елена
и Геро - негодные развратницы, а Фисба, хоть у нее и были хорошенькие
глазки, все же не выдерживает с нею сравнения. Синьор Ромео, bonjour
с фр.Здравствуйте! Вот вам французское приветствие в честь ваших
французских штанов. Хорошую штуку ты с нами вчера сыграл!

Доброе утро вам обоим. Какую штуку?

Сбежал от нас, сбежал! Хорошо это?

Прости, милый Меркуцио, у меня было очень важное дело. В таких случаях,
как мой, дозволительно проститься с учтивостью.

Это все равно, что сказать - проститься учтиво.

Ударение на проститься, а не на учтивости.

Этим ударением ты ударил в самую цель.

Как ты учтиво выражаешься!

О, я - цвет учтивости.

Цвет - в смысле "цветок"?

Именно.

Я признаю цветы только на розетках бальных туфель.

Прекрасно сказано. Продолжай шутить в таком же роде, пока не износишь
своих туфель. Если хоть одна подошва уцелеет, шутка может пригодиться, хоть
и сильно изношенная.

О бедная шутка об одной подошве, - как ей не износиться!

На помощь, друг Бенволио, мое остроумие ослабевает.

Подхлестни-ка его да пришпорь, подхлестни да пришпорь, а то я крикну:
"Выиграл!"

Ну, если твои остроты полетят, как на охоте за дикими гусями, я сдаюсь,
потому что у тебя в каждом из твоих пяти чувств больше дичи, чем у меня во
всех зараз. Не принимаешь ли ты и меня за гуся?

Да ты никогда ничем другим и не был.

За эту шутку я тебя ущипну за ухо.

Нет, добрый гусь, не надо щипаться.

У твоих шуток едкий вкус: они похожи на острый соус.

А разве острый соус не хорош для такого жирного гуся?

Однако твое остроумие - точно из лайки, которую легко растянуть и в
длину и в ширину.

Я растяну слово "гусь" в длину и в ширину - и ты окажешься величайшим
гусем во всей округе.

Ну вот, разве это не лучше, чем стонать от любви? Теперь с тобой можно
разговаривать, ты прежний Ромео; ты то, чем сделали тебя природа и
воспитание. А эта дурацкая любовь похожа на шута, который бегает взад и
вперед, не зная, куда ему сунуть вою погремушку.

Ну-ну, довольно.

Ты хочешь, чтобы я обрубил моему красноречию хвост?

Да, иначе ты его слишком растянешь.

Ошибаешься, я хотел сократить свою речь; я уже дошел до конца и
продолжать не собирался.

Вот замечательный наряд!

Парус, парус!

Два: юбка и штаны.

Пьетро!

Что угодно?

Мой веер, Пьетро.

Любезный Пьетро, закрой ей лицо: ее веер красивее.

Пошли вам бог доброе утро, синьоры.

Пошли вам бог прекрасный вечер, прекрасная синьора.

Да разве сейчас вечер?

Деле идет к вечеру: шаловливая стрелка часов уже указывает на полдень.

Ну вас! Что вы за человек?

Человек, синьора, которого бог создал во вред самому себе.

Честное слово, хорошо сказано: "Во вред самому себе". Синьоры, не
скажет ли мне кто-нибудь из вас, где мне найти молодого Ромео?

Я могу сказать, хотя молодой Ромео станет старше, когда вы найдете его,
чем он был в ту минуту, когда вы начали искать его. Из всех людей, носящих
это имя, я - младший, если не худший.

Хорошо сказано.

Разве худший может быть хорошим? Нечего сказать, умно сказано!

Если вы Ромео, синьор, мне надо поговорить с вами наедине.

Она его заманит на какой-нибудь ужин.

Сводня, сводня, сводня! Ату ее!

Кого ты травишь?

Не зайца, синьор; разве что этот заяц из постного пирога, который успел
засохнуть и зачерстветь раньше, чем его съели. Поет.
Старый заяц-русак,
Старый заяц-беляк,
Для поста ведь и он пригодится.
Но не съесть натощак,
Если заяц-беляк
Поседел до того, как свариться.
Ну, Ромео, идешь ты домой? Мы ведь у вас обедаем.

Сейчас приду.

Прощайте, древняя синьора. Прощайте! Поет.
Синьора, синьора, синьора!...
Бенволио и Меркуцио уходят.

Ладно, ладно, прощайте! - Скажите, пожалуйста, синьор, что это за
дерзкий молодчик, - все время так нагло издевается!

Это человек, кормилица, который любит слушать самого себя. Он в одну
минуту больше наговорит, чем за месяц выслушает.

А пусть-ка попробует со мной поговорить. Я ему покажу. Да я не только с
ним справлюсь, а с двадцатью такими молодчиками, как он. А если бы я сама с
ним не справилась - не бойтесь, найдется кому за меня постоять. Ах он,
нахал этакий! Что я ему - милашка, что ли, или его собутыльник? К Пьетро.
А ты тут стоишь, развеся уши, и позволяешь всякому нахалу тешиться надо мной
как угодно?

Я не видел, чтобы тут кто-нибудь тешился над вами как угодно, а то бы
мигом выхватил меч, ручаюсь вам. Я не хуже кого другого умею выхватить
вовремя меч, если случится хорошая ссора и закон будет на моей стороне.

Бог свидетель, я так расстроена, что во мне каждая жилка трясется.
Гнусный негодяй! Ну, синьор, на два слова. Я уже вам сказала, что моя
молодая синьора приказала мне разыскать вас; а что она мне велела передать
вам - это я пока оставлю при себе. Позвольте мне сначала сказать вам, что
если вы собираетесь с ней только поиграть, то это будет очень бесчестно с
вашей стороны. Синьора - такая молоденькая; если вы хотите, как говорится,
оплести ее, то это будет очень нехорошо по отношению к такой благородной
девице, будет очень неблагородным поступком.

Передай от меня привет своей синьоре и госпоже; клянусь тебе, что...

Ох, голубчик ты мой, - так я ей и скажу. Господи, господи, то-то она
обрадуется!

Что же ты ей скажешь, кормилица? Ты ведь не дослушала меня.

Скажу, синьор, что вы клянетесь, - а это, как я понимаю, означает
благородное предложение.